В местный штаб "Яблока" я пришёл в 90-е, на волне антивоенных демонстраций, когда бомбёжки Грозного казались мне адской фантастикой.
Затем были пикеты и митинги в поддержку оппозиционного НТВ, кампании "яблочных" кандидатов, избиравшихся в регионе, - листовки, рисунки, плакаты и прочий активизм, который привлекал не только большим процентом вменяемых, близких людей (на квадратный метр городской территории), но и домашней атмосферой нашего офиса.
В общем-то, это был почти "семейный подряд". Костяк организации составляли: отец-правозащитник, бородатый, подвижный дядька, которого я не помню без сигареты в руках, жена - условный "секретарь" и хранитель партийного очага. И наконец, сын, глава организации, 24-летний, обаятельный и энергичный Дима, который, в общем, и продлил мои дни в этом дружном комьюнити, даже когда "яблочная" политика всё больше впадала в рутину и системные игры с властью.
Эволюцию партийной жизни лучше видишь со стороны, по прошествии времени. В оппозиционной текучке ты скорее чувствуешь общий вектор, в верном ли направлении мы движемся. Скепсис и разочарования компенсируются "роскошью общения", так что баланс всё равно выглядит положительным, несмотря на скромность результата.
Тем не менее, вектор, к сожалению, двигался от протестного драйва и массовых акций (от шумного офиса в центре города, где наблюдалась вечная студенческая толкучка, "летучки" и прочая жизнь), - к точке явного спада, когда новые лица сменились хорошо знакомыми старыми, а партийная ячейка стала смахивать на диссидентский клуб.
Офис перебрался на окраину города, в район заводов, переулков и военной части. Отправляясь на долгом трамвае в наше "подполье" (иного способа добраться просто не было), каждый раз я миновал на соседней улице "караулку" с затрапезным постовым, вечно просившим "закурить". Зная это, я загодя запасался пачкой "L&M", чтобы порадовать парня нежданным подарком ("Берите, всё равно я курю другие").
Хитрый трюк с объяснением щедрости каждый раз доставлял мне огромное удовольствие, - тем сильнее, чем симпатичнее был постовой в вечной куртке не по росту. Наша задавленная казармой "военщина", ещё не потерявшая "невинность" в чужих пределах, могла вызывать только жалобные чувства.
В штабе были чай, штабеля литературы и ночные штудии "фотошопа" (отдельное спасибо "Яблоку" за мои умения), обмен новостями и планы марш-броска в Москву на очередной партийный митинг. Отчётно-выборные конференции в скромных залах, всевозможные "мандатные" и "счётные комиссии", - которые всё больше выглядели фрагментами из Беккета или Ионеско, поскольку имитировали оппозиционную жизнь структуры, давно вписавшейся в систему.
Радости офисного быта были особенно яркими с началом какой-нибудь кампании, влекущей финансирование. Помню весёлые лица актива, достающего из коробочек новенькие пейджеры, - тогда это было моднейшей новинкой. Предполагалось, что оперативная связь сделает "активистов" ещё мобильней и активнее. Но к борьбе с системой это имело довольно малое отношение.
"Нашего Диму" вскоре забрали в центральный московский аппарат, где близость к телу "вождя" давала местному штабу некоторые бонусы, но в то же время и ограничивала степени свободы. За любой резкий шаг вразрез с линией партии можно было "огрести" разнос от "Гриши" (как ласково именовали лидера местные циники).
Дима возил нас на собственной хонде на (всё более) скромные московские митинги, принципиально заправляясь на станциях "ЮКОСа", - чем вносил бесценный вклад в борьбу с репрессиями против "Ходора" и судебным произволом. По дороге веселил нас рассказами о том, как давал девчонкам порулить, сажая их за руль в чистом поле.
Он был по прежнему ярок и обаятелен, раскосыми уголками глаз напоминая молодого Явлинского. (Слабость вождей к своим внешним подобиям можно считать классикой жанра, - достаточно взглянуть на Явлинского-Иваненко или Путина-Золотова-Сечина. Внешнее подобие интуитивно расценивается "вождями" в качестве критерия личной преданности).
Представить себе "Яблоко", выходящее на улицы без санкции властей (при том, что партия имела штабы по всей стране) стало к тому времени просто немыслимо. По мере того, как ширилась уличная традиция несистемных протестов (от дерзких "лимоновцев" и "Солидарности" - до Московского гей-прайда и активистов гей-сообщества), - партия Явлинского всё больше становилась позорным примером соглашательства и покорности.
Всей своей линией поведения "Яблоко" тащило свой электорат в полицейский "загон", культивируя в массах навык "разрешённого протеста".
Коротать время в таком "Яблоке" смахивало на предательство тех, кого я не поддерживал идеологически, но искренне считал, что гораздо важнее разрушать в обществе систему запретов и страха, - нежели корпеть за столами, согласуя мелочные пункты программ. Или митинговать в "отведённом" месте под присмотром "ментов". С тех пор мои взгляды вряд ли изменились.
"Стратегия 31" - была моей особой симпатией, а ребята, из года в год упорно шедшие на ОМОН, отстаивая право на свободу собраний, становились моими героями (как бы далеки мы ни были идеологически). У нас был общий враг и общая стратегия - осуществлять свои права "де факто", не постояв за ценой, поскольку завоёванная свобода собраний - означала автоматический крах режима.
Была и ещё одна причина прощания с уютным "яблочным" комьюнити. С разгонами первых московских гей-прайдов, Явлинский встал на сторону "православного большинства", напомнив журналистам, что в его партии "много верующих" членов, не согласных со свободой собраний для моей социальной группы. Так что о правах ЛГБТ его партия помолчит.
На следующий же день я "положил билет на стол", - правда, метафорически, поскольку "билета" за долгие годы членства я так и не увидел. Ставя соратников в известность о выходе из партии, не пришлось ничего возвращать.
Почему я вдруг об этом вспомнил?
Штабы Навального и анти-системный драйв его дерзкого электората - многообещающая и мощная реальность - на фоне дряхлеющей клептократии. Социальный кризис (я уверен) возьмёт своё в ближайшие годы, когда загнанный в изоляцию режим проест последние "харчи" своих "резервных" корыт и фондов "развития".
Социальный (и системный) кризис - имеет все шансы состояться в год "выборов", когда накал страстей будет особенно яростным в критической точке определения пути - для всей страны, на годы вперёд.
Очень бы не хотелось, чтобы парт-строительство оказалось для Навального приоритетнее живого драйва масс, поскольку именно это - его живой ресурс.
Партийная и офисная жизнь не должны быть приоритетнее протестного действия. Я ещё не побывал в нашем очаге "подрывной деятельности", в местном штабе "движухи", - которая напоминает мне живой организм - со своим "дыханием", иллюзиями, драйвом и характером.
Пусть всё это останется в живом, неформальном виде - для тех молодых ребят, которые лишь пробуют силы, добиваясь перемен. Все штабы и движения, как и сам Навальный, - всего лишь их "инструмент" и их голос. А субъект этой новой политики и новых надежд - они сами.
Впервые за долгие годы слова "новая Россия" обрели своё лицо - и это лицо надежды.
! Орфография и стилистика автора сохранены
